Юпитеру

...А ведь воздвигали храм, и дымы курили,
"Юпитеру, наилучшему, всемогущему" говорили,
"Юпитеру Величайшему" - говорили.
Развалины эти в мире есть и поныне,
Их память людская не прятала в мокрой глине,
Никто не забыл их ни в Риме, ни на чужбине.

Но кто к ним ходит и кто им жертвы приносит?
Никто не ходит и жертвы им не приносит,
Не режет голубя, правды высшей не просит.
_
Жадности человечьей не меньше сроку,
Чем божественной, это правда, не меньше сроку,
Она родилась раньше нас, ей здесь одиноко.
Жадность курит через мундштук длинную сигарету,
Комкает в пальцах билет, смолит сигарету,
Ритм ускоряется, холод уносит в Лету.

О, настоящее, тянешь свой гимн без страха!
Не испугают тебя ни костер, ни плаха.
Так и проходят века - вот, ни оха, ни аха...
И кто-то идет сюда и шаркает по проходу.
Не засучив рукава, глядится в темную воду.

Вот он приходит и смотрит в зеркало камня,
Смотрит, вздыхая, в гладкое зеркало камня.
Жертвенник, верно, пустой: по ночам так мало народу.
Нет ничего, все пусто за облаками.

Жадность глядит на него из окна. Он трусит.
Был бы мужчиной, не пил из собачьей миски:
Думает жадность: неискренен, не терзает
Жажда и голод, не манит тайная дверца:

Он двоеточие ставит, мысленно просит,
Чтоб не осталось пустым его имя в списке.
Но сигарета летит, и мысль исчезает.
Ритм ускоряется. Холод достигнет сердца:

Нет, не пожертвуешь скудной любви, бездельник,
Славы недолгой ему не клади, бездельник -
Но он бессмысленно смотрит, он все считает:
Нет ничего, что было бы лучше денег,

Думает, все оттого, что не будет денег.

Нечем платить, и как удирать от своры
злых должников, и сердце, как острой спицей,
осенью мира пробито, чем мир измеришь?

Разве ты воин, ты, избегавший ссоры?
Даже не раб, ты, не то что пьяный патриций,
Коим себя представляешь, когда сумеешь.

Он все глядит... И жадность не понимает,
Что он умеет. Чего он добиться может,
Кроме как вечно сидеть в третьем сонном Риме,
Кроме как кофе цедить, хулить чьи-то мощи...
И тут ее осеняет.

Он не искал могилы, не жаждал мести,
Он не ходил в походы, не видел битвы -
Жрец совершенно точно должен торчать на месте,
Будто гвоздем прибитый,
Должен уметь держаться, ему ответят,
богу важна надежность, а не надежда.
Впрочем, какие боги, такие люди.

Жадность уже понимает - бог шельму метит.
На этой должности, верно, других не держат.
Шарит руками в блюде.

Жрец подношений не хочет, а бог захочет...
Жадность смолит сигарету, и голос ночи
Кличет зарю, и смолкает усталый кочет.
Мимо идет прохожий.

Время, бесспорно, дурное, и жрец у него похожий.

Жрец принимает сан - и, счастливый, кричит, как кречет.